Сообщество - Авторские истории
Добавить пост

Авторские истории

32 198 постов 26 773 подписчика

Популярные теги в сообществе:

Счастливый садовод Валера

Счастливый садовод Валера Авторский рассказ, Небылицы, Рассказ

День и ночь наш герой планирует, как он будет высаживать свои овощи и саженцы фруктовых деревьев в начале сезона и делает много разных заготовок заранее, чтобы успеть насладиться самыми ранними плодами огурцов, помидоров, перцев, кабачков и всем тем, что способен дать огород и сад в зоне с умеренным климатом. Желанием Валеры, как и любого человека с интересом к выращиванию различных плодов является полностью созревший и обильный урожай. Много он тратит на это сил и старается ещё больше, когда вспоминает, что современные магазины в любое время года предлагают самый широкий ассортимент овощей и фруктов по низким ценам. Наш герой не сдаётся, потому что уверен в своём урожае и пользуется тем, что вкус его фруктов и овощей значительно лучше, чем у импортных аналогов произведённых в больших коммерческих масштабах. Но, как бы не хотел Валера быть лучше и сильнее крупных конкурентов он понемногу сдаёт свои позиции мелкого торговца вкусностями и его это удручает. Видимо такое напряжение и стало причиной озарения Валеры, ведь не было ему спокойствия от тревог и мысли его все оставались где-то в поисках какого-то решения проблемы.
Пытался он вывести особенный сорт клубники, чтобы получать в сезон сверхприбыли от продажи вкусных ягод. В краткосрочной перспективе только этот вариант являлся подходящим. Пришлось попробовать сотни сортов. Зимние дни шли, сорт за сортом ягоды вырастали и отбрасывались в домашних условиях. Эта слишком сладкая, эта слишком кислая, эта большая, эта маленькая. Критериев не было, но Валера хотел что-то уникальное, что не заставляет себя купить, а обезоруживает своим вкусом и пленит ощущение наслаждения.
Как известно, кто ищет, тот всегда найдёт.
Однажды, уже совсем отчаявшись и в предвкушении начала нового сезона Валера случайно скрестил самые непонравившиеся варианты. Осознав ошибку он не стал ничего менять и дождался результата.
Сказать, что он был ошеломлён вкусом, это ничего не сказать. Ягода оказалась настолько приятной и ароматной, что на мгновение Валера задумался, что он ни за что и никогда не отдаст ни за какие деньги даже одной. Ему моментально стало понятно, что это успех. Тут же он размножил и подготовил саженцы на весенний и летний сезон.
После продажи нескольких ящиков ягод на рынке Валера перестал нуждаться в поездках на торги.
Покупатели начали приезжать к нему на ферму сами, а их количество буквально в сотни раз превышало предложение. Однажды, даже полиция приехала к нему на участок, чтобы выяснить, почему так много людей собираются в одном месте.
Спрос оказался таким высоким, что понадобилось арендовать дополнительную землю, а за килограмм ягод соглашались платить баснословные деньги. Валера полностью использовал эту возможность. Он даже запатентовал сорт по вкусовым качествам, но оставил в секрете технологию выращивания. Через три года Валера стал владельцем сотен гектаров земли и продолжил выращивать ягоды, а их, в свою очередь, подавали в разных частях света и всегда эмоции от вкуса этой клубники оставались у человека, словно это самый счастливый день в его жизни.

Показать полностью 1

Шаг в бездну

Когда ученые и фантасты сталкиваются с бездной непознанного, они не останавливаются перед ней, как перед непреодолимым препятствием: они пытаются постичь влияние "бездны" на познанный мир.

Не клеятся математические уравнения? Не хватает входных данных. Нужно, чтобы хватало. А что там у нас меньше, чем ничего? Придумываем концепцию отрицательных чисел, и решаем уйму ранее неподвластных разуму формул. Все еще чего-то не хватает? Да ради Бога – еще шажок в "Бездну" за мнимыми и комплексными числами. На очереди поход за тохионами(частицы с отрицательной массой); гравитонами(безмассовые частицы, взаимодействие которых порождает т эту самую массу); темной материей, и много чем еще.

Фантасты, в отличии от ученых, ныряют в Бездну с разбегу, не успев толком для себя определить: что именно в ней ищут, и для каких целей; не просчитав параметры влияния непознанной материи на рассматриваемую теорию; не озаботившись привести в математический порядок хотя бы то, что знают наверняка, чтобы лучше понять, какие гипотезы из мира Хаоса могут пригодится в решении конкретной проблемы, а какие нет.

Это минус фантастов перед учеными, и вероятность того, что они обнаружат в Бездне нечто полезное крайне мала, но не равна нулю!

Многие уже, должно быть, слышали, что человечество не знает скорости света в вакууме. Мы знаем лишь скорость пучка света в вакууме "туда и обратно": от источника света до зеркала, и обратно. Никто еще не сумел доказать, что скорость "туда" равна скорости "обратно", просто так удобнее считать.

Гриша решил показать Жорику, что скорость "туда", не равна скорости "обратно": от входной двери до барной стойки с пивом он шел нарочито медленно, даже прихрамывая, а как дошел, и ухватился за кружку, в тоже мгновение оказался у входной двери.

Жорик(наблюдая за проделанным фокусом):

– Орешки забыл на закусь. И где тут зеркало, вакуум, а ты, разве, фотон света, где чистота эксперимента?

Гриша(оскорбленным тоном):

– Я же тебе не ученый, а сценарист-фантаст...

Жорик взял с барной стойки пакетик с орешками, и швырнул в Гришу: пакетик летел с ускорением, согласно специальной теории относительности набирая массу, поэтому не смог достичь скорости света, замедляясь перед носом Гриши до бесконечно малых величин. Пространство-время изогнулось, Гриша шагнул в "прогиб", и снова оказался рядом с барной стойкой в мгновение ока. Пакетик с орешками продолжал нестись к тому месту у входной двери, где только что был Гриша, но настолько медленно, что казалось, что он просто повис в воздухе.

Гриша:

– Хороший бросок.

Жорик:

– Я же тебе не ученый, а бармен с первым взрослым разрядом по метанию ядра...

В это время, в бар зашла парочка клиентов, сели за столик, и стали озираться по сторонам, сетуя на то, что ни одной живой души в баре не видят.

Гриша:

– Чувак, мы для них невидимы сейчас.

Жорик(наливая пива себе):

– Значит они ученые, или еще кто-то, но не фантасты.

Гриша:

– Должно быть, если пространство-время, как часть известной Вселенной, действительно имеет форму тора(бублика), а мы с тобой шагнули в Бездну, то есть в дырку от бублика, вот они нас и не видят...

Один из клиентов потерял терпение, встал из-за стола, подошел к стойке, и сам налил себе пива ..не заплатив.

Жорик:

– Если ты напишешь сценарий на основе того, что сейчас произошло, то я обанкрочусь.

Гриша:

– Мгновенно?

Жорик(подумав):

– Со скоростью света.

Гриша:

– Тогда, у нас появится шанс ее определить...

Показать полностью
Авторские истории
Серия Реализм, драма

Маня пишет портрет

В Манин класс пришла новая учительница по ИЗО и сразу дала задание нарисовать мамин портрет. Маня попыталась набросать простым карандашом, как учили, но быстро поняла, что бледно-серый не подходит для мамы, даже если это только эскиз. Она стирала и стирала кривые бесцветные линии, пока бумага не пошла катышками.

Тогда Маня перевернула страницу в альбоме и сразу взяла акварель. В ее палитре было двадцать четыре цвета. Ей всегда казалось, что это очень много и классно, но сейчас она водила кисточкой над пестрыми кружками и никак не могла решить, какой выбрать. Розовый красивый, а желтый как солнышко, синий самый яркий, а зеленый как лето. Наконец она макнула кисть сначала в воду, а потом в персиковый и нарисовала овал. Овал тут же поплыл, и Маня скорее перевернула страницу, чтобы не видеть этого неаккуратного пятна. На нее вновь глядел белый лист.

Когда прозвенел звонок, несколько одноклассниц отнесли готовые работы сушиться на подоконник, остальные аккуратно прятали альбомы в рюкзаки.
– Портреты нужно сдать завтра, – сказала новая учительница, проходя между рядов.
Тут она увидела, что Маня так и сидит перед чистым листом, и нахмурилась.
– Если вам дома будет кто-то помогать, я это сразу пойму. Рисуйте самостоятельно. Все ясно?
Ее массивная фигура нависла над Маней, и та кивнула.

Дома никого не было. Маня погрела в микроволновке борщ, хлебнула две ложки и достала альбом. Видимо, дело было в красках. Акварель всегда расплывается, ею жутко неудобно рисовать, тем более маму. Маня вытащила из ящика цветные мелки. Среди них был ее любимый оранжевый, который светился в темноте. Скособочившись на стуле от усердия, она медленно выводила овал. Он получался волнистым и бугорчатым – где-то мелок красил еле-еле, а где-то оставлял ослепляюще яркие кусочки. Маня зачеркала все и открыла новую страницу. Оставалась только гуашь. Гуашь рисует сочно и смачно, но если оплошаешь, то не исправить никак. И Маня оплошала почти сразу. Краска оказалась грязной, и вместо веселой красной линии получилась красно-черная. Еще и с кляксой.

Маня отложила альбом и уставилась в стену. По обоям ползли выпуклые цветы, похожие на головы змей. Она смотрела на них не мигая, пока все не поплыло, как заставка перед мультиком, и наконец придумала, что делать.

Пароля на папином ноутбуке не было, вкладка с нейросетью была открыта. Маня с папой часто играли в угадайки: один задает параметры, а второй по получившемуся рисунку должен догадаться, что задумал первый. Даже смешные картинки у нейросети получались красивыми. Самое то для маминого портрета.

На всякий случай Маня проверяла в «Яндексе» почти каждое слово, и получалось долго.

Но сложнее всего было создать само описание. Черные волосы – тут просто. Кудри – тоже. Глаза добрые – легче легкого. Что еще? Маня напечатала: «крем для рук», а потом долго пыталась найти название, похожее на «лавандовый», и наконец дописала «ланолиновый». Дальше дело пошло быстрее.

Какао без пенки.
Блины.
Пинцет (подумала и на всякий случай допечатала «для бровей»).
Книжка про ёжика.
Гладит по волосам.
Поцелуй.
Теплая.
Мягкие руки.
Сися (от этого глупого детского слова Маня покраснела, но удалять не стала – это было важное слово).

Потом она загуглила текст «Зеленой кареты», прочитала его и долго сомневалась, сколько строчек можно внести в описание. Решила оставить то, что помнила точно:
«Спят, спят мышата, спят ежата.
Медвежата, медвежата и ребята.
Все, все уснули до рассвета…
Лишь зеленая карета
Лишь зеленая карета
Мчится, мчится в вышине,
В серебристой тишине…»

Получилось много, но Маня все же добавила «голубая кофта, коляска, подушка, танцует». Нажала «сгенерировать» и ушла на кухню пить воду, чтобы не смотреть на вертящийся кружок. Выпила две кружки, но пока возвращалась в комнату, в горле опять пересохло.

На экране была мама. Красивая, улыбающаяся и нежная. Маня помахала ей рукой. Потом распечатала на цветном принтере, засунула в файл и пока положила в свою кровать.

– Мань, я же просил не включать без меня ноутбук, – сказал вечером папа.
Потом экран загорелся, и он увидел портрет. Какое-то время смотрел на него то ли зло, то ли устало. И закрыл.

Новая учительница поставила Мане двойку – прямо в дневник. Она еще что-то говорила классу про лентяев, но Маня плохо слышала. Потом выяснилось, что рисунки нужны для какой-то выставки, и Маня решила, что все к лучшему – отдавать маму не хотелось.

На окружающем мире ей тоже поставили два, и тоже прямо в дневник. Маня вчера так долго возилась с рисунком, что не успела сделать домашку. Да и, по правде, совсем забыла о ней.

Дома Маня сделала все задания на два дня вперед, взяла дневник и стала ждать.

– Мань, у меня для тебя сюрприз! Все же удалось получить путевку в лагерь. На море! Почти «Артек»! Ну, чего не радуешься?
Маня открыла дневник и протянула папе. Он опять долго смотрел странным взглядом, который Маня не могла понять, потом закрыл и велел убрать в рюкзак, чтобы не забыть дома. Потом они ужинали, и папа рассказывал про «Артек» и про лагерь – так воодушевленно, что аж захлебывался словами. И, кажется, совсем не злился.

На следующий день перед чтением заглянула новая учительница по ИЗО и попросила Маню зайти в соседний класс с дневником. В классе было пусто, в открытое окно пахло солнцем и доносились крики. В ровных желтых лучах кружились мушки пыли. Учительница молча взяла Манин дневник и зачеркнула двойку. Потом посмотрела на Маню большими глазами, открыла и закрыла рот.
Зазвенел звонок.
– Ну, беги, – сказала учительница.
Маня взяла дневник и побежала.

На чтении она исподтишка рассматривала мамин портрет и вдруг вспомнила: родинка! Нужно еще вписать родинку.

Ей не терпелось вернуться домой.


Автор: Александра Хоменко
Оригинальная публикация ВК

Маня пишет портрет Авторский рассказ, Реализм, Мама, Длиннопост
Показать полностью 1

Чужая любовь | Борис Майнаев

Чужая любовь | Борис Майнаев Проза, Писательство, Рассказ, Авторский рассказ, Литература, Длиннопост

Иллюстрация Екатерины Ковалевской. Больше Чтива: chtivo.spb.ru

Было утро. Хотелось петь, кричать и бегать, и это было странно. Только натянув сапоги, я вспомнил, какой сегодня день. Это был мой день. День моего рождения. Сегодня мне стукнуло девятнадцать! Интересно, об этом помнит кто-нибудь из батареи? Не успел я надеть гимнастёрку, как Лёха Чабанов гаркнул на всю казарму:

— Смирно! Сержанту Волину — ура!

Батарея ответила нестройным и неясным бормотанием. Оно было понятно: бо́льшая часть наших воинов ещё не проснулась. Как мы говорили: «поднять — подняли, а разбудить забыли».

— Повторить! — Лёшка рявкнул во всю силу своих лёгких. — Ура! С днём рождения!

В этот раз дружный вопль чуть не снёс крышу казармы.

Скоро моё левое плечо превратилось в наковальню, а правая рука заныла — поздравляли с силой и от души.

Мы оба были замкомвзвода, я — первого, Чабанов — второго, поэтому бо́льшую часть суток командовали батареей.

— На торжественный ужин, — Лёха ткнул пальцем вверх, — у нас уже запасено.

Я улыбнулся. Все даты мы отмечали либо в специальном классе (секреты новейшего оружия, изучавшегося здесь, как и наши попойки, были скрыты стальной дверью да решётками на окнах), либо на чердаке казармы.

Под крышей было вольготнее, и там можно было попеть под гитару. С музыкой нам повезло. Отделением связи в батарее командовал ефрейтор Зарицкий, носивший личный позывной «Кум». Он был профессиональным гитаристом, с высшим музыкальным образованием и поставленным в консерватории лирическим тенором. В хорошем настроении ефрейтор собирал такую аудиторию в сапогах и хаки, что огромная казарма превращалась в зал какого-то таинственного собрания.

Кум любил поговорить со мной о тайнах мироздания и сверхъестественных возможностях человеческого организма. Мы не были друзьями, но относились друг к другу с уважением. Поэтому я был уверен, что вечером он споёт для нас всё, чего мы захотим. Водку нам привезли строители, с которыми у меня сложились дружеские отношения. Так что Лёхино «запасено» было организовано, как и положено, мною.

Я, как и все мои сослуживцы, побрился, умылся, подпоясался и только потом скомандовал:

— Батарея, выходи строиться!

По лестнице — а мы располагались на втором этаже — загрохотали сапоги. У подъезда мы переглянулись, и дальше командовал Лёшка. После положенной физзарядки мы двинулись на завтрак. Столовая была от нас метрах в семистах, но Лёха любил показать власть, и батарея перешла на бег. Бежали весело, перекидываясь шутками. Даже батарейный недотёпа Новохатский сегодня не спотыкался и не портил строй. Слева показалось здание будущей новой казармы. Военный городок, всего год назад представлявший собой ряд брезентовых палаток с жившим в них небольшим подразделением, гордо именовавшимся полком, постоянно строился. Теперь тут, неподалёку от южной границы страны, располагалась полнокровная мотострелковая дивизия.

Батарея замедлилась и перешла на быстрый шаг. В трёхэтажном строении, мимо которого мы шли, уже велись отделочные работы. Глядишь — и через пару-тройку недель в него вселится зенитный дивизион. Я посмотрел на окна, уже отражавшие восход, и в этот миг в будущей казарме ударил выстрел.

«Автомат!» — мелькнуло в голове.

— Стой! — почти одновременно скомандовали мы с Лёхой. — Строй не покидать! — выкрикнул я и кинулся к зданию. Рядом со мной бежали остальные, словно не услышали моей команды.

Сначала я увидел лежащие за порогом комнаты сапоги со стоптанными каблуками, а в следующий миг перед глазами возникло тело солдата в полной походной амуниции. Он лежал на боку, откинув в сторону правую руку. Она всё ещё сжимала автомат. Мелкая дрожь прокатилась снизу вверх по телу неизвестного, и я чуть не вскрикнул. На свежевыбеленной стене над ним выделялись розоватые комья.

— Мозги, — выдохнул кто-то прямо в моё правое ухо.

Воздух застыл в горле. Теперь я видел белый подбородок солдата и развороченное темя с торчащими осколками кости.

Кому-то, стоявшему позади меня, стало дурно. Я, подавляя в горле тошноту, оглянулся. Это был Новохатский, которого выворачивало наизнанку.

— Все вон! — прорычал я и, схватив своего недотёпу за гимнастёрку, потащил его наружу. — Сейчас прибежит особняк и начнётся такая волынка, упаси бог. ! Нам лучше не попадаться ему на глаза. Все вон!

В дверном проёме появился капитан Старостин. Сегодня он был дежурным по полку. Офицер, обычно тактичный и выдержанный, в этот раз одним движением выкинул ближайшего солдата наружу и обложил всех нас матом:

— Следы затопчете! Пошли отсюда на хер!

Я тащил с собой Новохатского. Он с рвоты перешёл на икоту.

— Становись, мать вашу! — скомандовал я. — Продолжать движение, марш.

В этот раз тридцать бойцов выполнили команду, как один.

Батарея сидела за столами, и ни один из солдат даже не притронулся к еде. Не знаю, что видел или о чём думал каждый из моих сослуживцев, но перед моим внутренним взором стояла стена с розоватыми комочками мозгового вещества.

— Приступить к завтраку! — Я ударил кулаком по столу. — Сегодня у нас тактические занятия. Будем бегать по сопкам. Всем силы понадобятся. Даю пять минут на приём пищи.

Я демонстративно взглянул на часы. Потом, загоняя внутрь себя комок, всё ещё стоявший в горле, отхлебнул глоток чая и принялся мазать на хлеб сливочное масло. Моему примеру последовали остальные, только Новохатский отрешённо смотрел в стол…

На чердаке было жарко. Водка была противной и пахла карбидом. Коронное угощение — докторская колбаса — скользило во рту, как обмылок, и вызывало тошноту.

— Ну, — Лёшка снова ухватился за бутылку и наплескал водки во все кружки, — за Костю! Девятнадцать лет! Это уже старость.

Мы снова выпили. Кум негромко перебирал струны. Под его пальцами звучало что-то похожее на стон.

Вечером, после ужина, мы снова собрались.

— Я узнал. — Лёха откинулся на рулон рубероида, прислонённый к чердачному перекрытию. — Он был посыльным командира химроты. Обычный деревенский парнишка из-под Твери. Служил как все, особо не выделяясь. И у него не было повода пускать себе пулю в голову.

Я кивнул, потому что тоже ходил к капитану Старостину и говорил с ним об этом несчастном солдатике.

— Может, деды заездили, — Зарицкий отложил гитару и закурил, — вот он, маменькин сынок, и не выдержал?..

Сашка Семёнов отрицательно покачал головой:

— В роте нет стариков, я сам туда ходил. Их только-только сформировали, они все с одного года. И на нём никто не мог «ездить» — он был сильным деревенским парнем и мог за себя постоять. — Там у них один бывший рецидивист служит, — глотнул водки и сморщился Сима, ещё один наш товарищ. — Может, он его…

Сашка скривился:

— Тебе, Сима, везде задницы чудятся. Я же сказал, что кулаками махать солдатик мог и в паре драк проявил себя настоящим бойцом. — Может, что-то дома? — Сержант Рыжков, по кличке Профура, запустил закрученный винтом табачный дым вверх. — Мало ли, родич какой-нибудь помер?.. — У него одна мать, — возразил я, — и той недавно только сороковник стукнул. Она ему постоянно пишет, а он отвечает. — Я дотянулся до бутылки. — Тут что-то другое.

Мы снова выпили.

Кум, наконец, выбрал мелодию, соответствующую настроению, и чердак наполнился звуками полонеза Огинского.

«Вот щенок, — подумал я, вспомнив стоптанные каблуки самоубийцы, — испортил день рождения! Хотя я и сам недалеко ушёл от него. Только я свою смерть пока ношу в часовом карманчике галифе».

Я достал патрон от своего штатного «макарова» и, не зная почему, поставил в центр нашего стола. Короткий толстенький цилиндрик был так затёрт, что сверкал, как полированное золото. На взгляд он больше походил на коротышку-клоуна, чем на смертельный снаряд, снаружи ничем не выдавая своей истинной сути.

Смерть.

Страх.

Сейчас, спустя десятилетия, я понимаю, что в возрасте тех солдат, о которых я пишу, такого быть не должно. В девятнадцать лет бегают за девчонками, влюбляются, считают звёзды, встречают зябкий рассвет, никак не думая, а уж тем более не готовя себя к смерти от собственной руки.

До этого я никому не говорил о том, что носил её с собой, и на каждом прикрытии границы не забывал, что она затаилась в кармашке моих брюк. Я знал, что это слабость, и корил себя за неё. Знал, что они, мои сослуживцы, могут посчитать это трусостью, знал, но ничего не мог с собой поделать. Страх живым попасть в руки противника, издевающегося над ранеными солдатами и отрезающего головы пленным, заставлял меня носить этот патрон. Более того, у меня с самым близким другом, Сашкой Семёновым, был уговор: в случае если кто-то из нас будет тяжело ранен и мы попадём в безвыходное положение — пристрелить друг друга.

Мы оба считали это разумной защитой, но сейчас я, уже убелённый сединами, понимаю, что это всё — армия, готовность убивать и умирать — скорее напоминает сумасшедший дом, чем собрание молодых людей. Из нас — нормальных советских юношей — старались сделать безмозглые, послушные автоматы. Но по-другому и быть не могло. Уже тысячелетия жива формула: «… кто не хочет кормить свою армию, будет кормить чужую». Значит, и это логично — армия должна существовать. Но её дух, её дисциплина, моральный облик, возможность умирать и, защищая Родину, убивать?.. Где-то должна быть середина, но где она? Может, мальчишка, тем утром пустивший пулю себе в рот, искал её и не нашёл?

Лёха отставил в сторону свою кружку и, поковырявшись в нагрудном кармане, достал из него такой же патрон и поставил его рядом с моим. Наверное, пары секунд хватило, чтобы на столе выстроился ряд из девяти ПМовских патронов.

Оказалось, что каждый из нас, сержантов батареи, носил свою смерть с собою. И это после того, как все нашли правильной строку из моего стиха: «Последняя пуля дорога. Последняя пуля во врага». Не в себя, а во врага, в противника, мечтавшего уничтожить, переделать, покорить нас.

Мы молча допили всю водку и разошлись совершенно трезвыми.

Это был мой девятнадцатый день рождения.

Всю ночь, даже во сне, я, сержант Волин, думал над тем, что могло толкнуть этого солдата на отчаянный поступок. Судя по всему, над ним никто не издевался. Его служба шла своим чередом, не выделяя и не задвигая его. Конечно, любая армия — не место для слабосильных романтиков, но погибший и не был им. Он родился и вырос в селе. Там, в наших колхозах, нет и не может быть хлюпиков. В селе надо уметь выживать, и этот мальчишка умел это делать. Думал ли он о матери, о том, что бросает, предаёт ее? Но все мы, взрослея, уходим из дома и в той или иной степени бросаем родителей одних. Так что же заставило его попробовать автомат на вкус?! Что было для мальчишки страшнее смерти?!

Прошло три дня. Было утро, и лёгкий горный ветерок, тянувшийся от границы, вгонял половину батареи в дрожь. Полк стоял на плацу, ожидая пятничного развода. Наш комбат, капитан Нечипоренко, чтобы согреться, приседал и негромко ругался. Только мат, адресованный в пустоту, не мог согреть. Полковник Заикин, командовавший полком, был педантом и ко времени относился бережно. Сейчас он опаздывал уже на семнадцать минут. И этому должна была быть веская причина.

— Идёт, — выдохнул комбат. — Наконец-то.

На ступенях штаба показалась группа офицеров. Первым шёл наш полковник, за ним через порог здания шагнула невысокая старушка в чёрном платке. Капитан снова выругался и негромко пробормотал:

— Неужели новое ЧП на границе?! — Не может быть, — возразил я. — Ни дивизионного, ни армейского начальства нет…

Он согласно кивнул и занял своё место в первой батарейной шеренге. Командование полка вместе с женщиной поднялось на трибуну, стоявшую в центре плаца. Прозвучала команда, и мы замерли в строю. Полковник Заикин шагнул вперёд и снял с головы фуражку:

— Это мама… — офицер на секунду замер, подыскивая нужное слово, затем выдохнул: — …Серёжи Леонова, три дня назад павшего нелепой смертью. Зоя Тимофеевна хочет сказать вам несколько слов.

Полковник надел фуражку, потом снова снял её и опять надел. Женщина молчала. Он наклонился к ней и что-то прошептал на ухо. Она кивнула и заговорила:

— Виктор… — Мать бойца, произнеся одно слово, снова сжалась.

Командир полка громко «подтолкнул» её:

— Ну, ну. — Отец Серёженки умер на третий день нашей свадьбы. Сгорел от водки. Так сказал наш поселковый фельдшер. Сына я рóстила одна.

Она сделала ударение на этом «о», и мне вдруг захотелось плакать. Жалко было эту женщину, в сорок лет уже походившую на древнюю старуху. И было видно, что такой сделала её не только смерть сына, но и нелёгкая жизнь, выпавшая на её долю. Я вспомнил село под Псковом, в которое нас, курсантов сержантской школы, посылали помогать колхозникам убирать урожай. Это было село без мужчин, а за ужином вместе с нами сидели женщины разных возрастов. Они поили нас самогонкой и кормили варёной картошкой, огурцами и брюквой. Колхозницы пили с нами наравне, но мы, молодые и тренированные «воины», оказались слабее и опьянели раньше. Последнее, что я помню о том вечере, — это крупная соль на досках стола и тяжёлые, с обломанными ногтями, руки, женские руки…

Наверное, командир полка смог убедить эту женщину в чём-то таком, что заставило её вспоминать и рассказывать о жизни своего погибшего сына.

Может быть, она сама, простая деревенская баба, поняла, что своей нехитрой правдой сможет уберечь от беды других потенциальных самоубийц, которые могли стоять сейчас перед ней?!

И она говорила, говорила, шаря взглядом по нашим шеренгам…

— Он рос хорошим мальчиком. Учился в школе и не боялся бегать через лес ни зимой, ни осенью, а у нас дожди, бывает, неделями идут. У нас-то школу закрыли— вот они все, наша ребятня, за пять километров в соседний посёлок и бегали. Это сейчас и эту школу закрыли, и у соседей в посёлке детей нет.

Она замолчала, уставившись взглядом куда-то поверх наших голов.

Полковник громко вздохнул и тронул женский локоть.

Женщина вздрогнула и отодвинулась от нашего командира.

— И мне помогал, и учился, и на ферме навоз из-под коров убирал, чтобы копеечку в дом принесть. Хороший был ребёнок. А рядом с нами, забор в забор, живут Ломакины. У них дочь, Серёжина одногодка, Наталья. Шустрая такая, голубоглазка. Любил он её, с детского садика любил. Защищал от чужаков. Портфель за ней носил. Он любил, а никому ничего не говорил, даже ей! Соседка да соседка. Уже постарше, в классе восьмом, когда в клуб новое кино привозили, бывало, она придёт под нашу дверь и зовёт: «Серёжка, сосед, в кино идёшь?!» Вот и всё общение. Он и мне ничего о Наталье не говорил. Только перед самой армией, когда уже в машину садился, обнял меня и сказал: «Вот отслужу срочную, приведу в дом Натальюшку — дочкой тебе будет». А она прибежала за секунду до его отъезда. Сунула ему узелок с пирожками и в лоб поцеловала, молча так, ни слова не говоря. Серёжа каждый день письма писал. Мне писал. Не ей, а мне…

Её лицо неожиданно сморщилось. Женщина подняла руку и уголком платка вытерла правый глаз, хотя он был сух, как и левый. Она не плакала, но её голос то хрипел, то стихал до шёпота, то поднимался почти до крика. Я вдруг понял, что вот так и умирают от инфаркта. Всю боль, весь ужас происшедшего она топила в сердце. А ей ещё сына домой везти — везти в цинковом ящике в товарном вагоне.

— Серёжа писал письма и в каждом из них спрашивал о ней, о Наталье. Она изредка, когда мы встречались, тоже интересовалась его делами, его службой. Я писала сыну об этом и потом из его ответов понимала, что́ для него значат эти вопросы. Наталья-то спрашивала по-соседски, а он любил её… — Голос женщины рванулся ввысь. — Любил, но даже мне об этом не писал. Как тогда, перед отъездом, сказал… и всё, больше ни слова. Просто просил в письмах описывать, как она выглядит, что говорит, каким голосом.

Две сухие руки взлетели и упали на перила трибуны, вцепившись в них до синевы в ногтях.

«Упадёт»! — подумал я.

— Дура я, дура! Это я убила сына, Серёженку! Это я написала, что Наталью сосватал Колька, председателев шóфер! Это я написала, что в мясоед свадьба назначена! Это я…

Судорога прокатилась по её худенькому телу. Полковник обхватил рукой женские плечи, и тогда она зарыдала, бормоча одно слово:

— Прости. Прости…

Наверное, она обращалась к сыну, для которого любовь стала дороже жизни.

Любовь!

Я ещё не знал, что это такое, но знал, чем кончилась эта тайная любовь мальчишки.

И этот выстрел, и эта пуля…

И эта чужая любовь!..

Чужая любовь | Борис Майнаев Проза, Писательство, Рассказ, Авторский рассказ, Литература, Длиннопост

Редактор: Глеб Кашеваров
Корректор: Вера Вересиянова

Больше чтива Бориса Майнаева в сборнике «Дочь греха»: chtivo.spb.ru/book-doch-greha.html

Чужая любовь | Борис Майнаев Проза, Писательство, Рассказ, Авторский рассказ, Литература, Длиннопост
Показать полностью 2
Авторские истории
Серия Stories by bazil371

Диалог со смертью

Вы верите в гороскопы?

Я вот лично не верю и считаю чудаками тех, кто полагает, что расположение звезд и иных космических тел как-то влияет на того или иного человека. Не берусь утверждать с полной уверенностью, но мне кажется, гороскопы составляют, что называется «от балды», периодически тасуя, как колоду, предсказания между знаками зодиака. Буквально недавно в одной газете я видел один и тот же текст сначала во вторник для козерога, а потом в среду для стрельца. Составители даже не потрудились хоть чуточку изменить формулировку.

А разве можно серьезно относиться к утверждению, что дата твоего рождения определяет твою дальнейшую судьбу? Я на всю жизнь запомнил слова моей одноклассницы (хотя прошло уже больше десяти лет). Она тогда сказала, что ни за что не станет встречаться с парнем, если по знаку зодиака он будет водолеем. Не помню точно, как она это обосновывала. По-моему, утверждала, что все парни-водолеи вспыльчивые, неуравновешенные, буйные, самовлюбленные… короче, наградила несчастных целым набором малоприятных эпитетов.

Проведем грубый подсчет. Допустим, на нашей планете живет три миллиарда мужчин. Поделим эту цифру на 12 по количеству месяцев в году и получим, что представителей каждого из знаков зодиака по 250 миллионов. Так что же получается? Те, кто родился в конце января – начале февраля, все 250 миллионов мужчин – грубые, вспыльчивые, неуправляемые и так далее? Все до единого? Сомнительно как-то…

Как бы там ни было, верить или не верить в гороскопы – личное дело каждого. Я, повторюсь, в них не верю. Но читаю всегда, если они мне попадаются. Просто из интереса – угадают астрологи или нет. Чаще всего, конечно же, не угадывали.

Так вот моя история началась как раз с чтения очередного астрологического прогноза. Я сидел у себя в комнате на диване и читал газету на планшете. Первым делом взялся за анекдоты и гороскоп, всегда с них начинаю. Своего рода традиция, которой я не изменяю уже очень давно.

Анекдоты оказались совершенно не смешными. А вот предсказание меня позабавило.

«Сегодня Рыб ждет очень приятная и совершенно неожиданная встреча. Возможно, она очень круто изменит Вашу жизнь».

Что ж, подумал я, все это очень хорошо, вот только вряд ли такая встреча произойдет. Выходить из дома я не собирался, таким образом, шанс встретить кого-либо на улице падал до нуля. Приезд моей мамы также был невозможен по причине того, что буквально полчаса назад мы закончили разговаривать с ней по скайпу, и каждый из нас находился у себя дома. А поскольку живет она за пять тысяч километров от меня, сомневаюсь, что сегодня зазвонит телефон и в динамике раздастся ее радостный голос: «Сынуля, встречай меня на вокзале через час!». Единственный, кто мог прийти ко мне в гости, был мой друг Эдик. Любая встреча с ним, несомненно, приятна, но мы так часто видимся в последнее время, что едва ли стоило бы удивляться его визиту.

Исходя из этих моих умозаключений, я сделал вывод, что день мой будет, как и вчерашний, самым заурядным и однообразным. О, как я ошибался!

Несколько манипуляций пальцем и на экране планшета открылась страница со спортивными новостями – следующая по важности для меня после страницы развлечений. Закончив читать про подготовку наших команд к матчам в евролиге, я вдруг заметил краем глаза в коридоре какое-то движение. Поднял голову, вгляделся в дверной проем, но ничего кроме трюмо, разумеется, неподвижного, не увидел. Наверное, это Джек шастает по квартире, решил я. И тут, будто прочитав мои мысли, мой ретривер два раза гавкнул. Он лежал на своем пледе справа от моего кресла и сейчас, подняв голову, тоже пристально смотрел в коридор. Уши у него встали торчком, а из закрытой пасти раздавалось тихое, я бы даже сказал жалобное, скуление.

Значит, движение в коридоре мне не почудилось, но это был не Джек. Но тогда что или кто, ведь кроме нас двоих дома никого не было.

Честно признаюсь, я не на шутку перепугался. Теперь мне стало понятно, каково это, когда душа уходит в пятки. Может быть, я бы так не беспокоился, если бы не поведение моего пса – теперь он дрожал, будто на него надели вибропояс для жаждущих похудеть, и скулил намного громче. У собак чувства более развиты, нежели у людей. Возможно, Джек почуял присутствие кого-то или чего-то, что его самого пугало.

Впрочем, через мгновение я и сам почувствовал нечто такое, от чего буквально все волосы на теле встали торчком, а желудок вдруг сдавило точно тисками. В довершении к этому в нос ударил какой-то приторно-мерзкий запах. Сразу же наружу стал проситься съеденный совсем недавно завтрак. В доме стало как будто темнее, в помещении ясно ощущалось чье-то присутствие. Я вжался в кресло, не рискуя пошевелиться – подобный страх, наверное, испытывает человек, стоящий на уступе над многомильной пропастью.

И тут я увидел.

Фигура в черном плаще появилась в дверном проеме, стоило мне лишь на мгновение отвести взгляд в сторону. Высокая, до невозможности худая, с огромным капюшоном, полностью скрывавшим лицо. Полы балахона опускались на линолеум и источали черный дым. Я в ужасе вцепился в обитые дешевой тканью ручки кресла. Костяшки пальцев побелели так, что стали похожи на куски мела. Сущность медленно приближалась ко мне.

Она подошла к креслу, в котором я сидел, остановилась всего в полуметре и протянула очень тонкую руку в кожаной перчатке, едва не коснувшись моего носа.

– Олег Дементьев, твое время пришло! – сказала Смерть, и теперь я нисколько не сомневался, что именно она передо мной. Глухой суховатый мужской голос легким эхом разнесся по квартире.

Мне было страшно. Я не понимал, что вообще сейчас происходит, отказывался верить. Сначала смысл фразы не доходил до меня, но в итоге осознание пришло. Я сглотнул, опешив, но все же смог выдавить из себя:

– Я-я н-н-не Оле-е-ег!..

Последнее слово я скорее проблеял, заливаясь слезами и свернувшись калачиком на кресле. Смерть на мгновение застыла, как бы в задумчивости. Послышался тяжкий вздох, после чего фигура в балахоне, ссутулившись, проковыляла по комнате и тяжко рухнула в соседнее кресло. Руки в перчатках ушли под капюшон. Посланник с того света усиленно тер виски секунд тридцать, после чего сматерился и полез в карман. Я сидел в своем кресле и старался не дышать, отсчитывая удары сердца. Происходящее в квартире настолько сбивало меня с толку, что я даже не задумывался об общей абсурдности ситуации. В голове была абсолютная пустота, ни подозрений, ни размышлений, ни поисков пути отхода. Я сидел, свернувшись калачиком в кресле, и ждал, пока все это кончится.

Смерть достала из кармана планшет, что с надкусанным яблоком на торце, и стала умело водить пальцами по экрану. То, как он (я посчитал, несмотря на некую абсурдность, что правильнее было бы называть Смерть «он», ведь голос-то мужской) управлялся с гаджетом, закинув ногу на ногу и приложившись к спинке кресла, вызвало у меня неопределенные ощущения. С одной стороны это выглядело так обычно и нормально, будто в гости пришел мой друг Эдик и теперь копается в телефоне, желая показать очередную смешную картинку. С другой, – Смерть, проводник в мир иной, сверхъестественное создание, властелин жизни и нежизни, и с айпадом в костлявых руках!

– Слышь, мужик! – обратился ко мне Смерть – Это двадцать шестая квартира?

Я разинул рот и издал что-то нечленораздельное, не зная, как повлияет мой ответ на мою дальнейшую судьбу.

– Э… Ну… Это не двадцать шестая. Это двадцать третья. Шестая этажом выше. – И зачем-то добавил – Здесь живу я, Николай Выхин, вон, на тумбочке паспорт…

Смерть поднялся было с кресла и сделала торопливый шаг к выходу из помещения, но ее остановила вибрация айпада. Пришло сообщение. Смерть выудил из кармана гаджет, ловко провел кожаным пальцем по экрану и стал читать. Тут же поник, опять ссутулился и рухнул в кресло. Айпад сжимала безвольно повисшая костлявая рука.

Он сидел и молчала минуты три, я же смотрел округлившимися глазами на весь этот дурдом и хотел сбежать из квартиры. Казалось, еще секунда, и я сигану в окно, спасаясь от незваного гостя. Однако мне удалось перебороть себя и задать главный вопрос, который меня сейчас интересовал.

– Так… ты меня не заберешь? – спросил я, дрожа.

– Да нафиг ты мне нужен! – вздохнул тихо Смерть. Он вдруг сдернул с головы капюшон, показав не череп, как мне казалось, а очень худое и бледное лицо. С таким лицом обычно покойник ждет, когда ему закроют крышку гроба. – У меня ж направление было в ту квартиру, а я опоздал, и теперь мой заказ исполнит гребаный Адриан. Потом с бумагами долбаться! Мне Петр по первое число вставит!

Я перестал трястись и вообще как будто бы полностью успокоился. Смерть еще долго поносил некоего Адриана, который, судя по всему, был его конкурентом по работе. Я ни черта не понял, однако вслушивался в его речи, не вставая с места. Чем быстрее он наговорится, тем быстрее уйдет.

Однако, видно, не судьба мне была спокойно прожить этот день.

Смерть вдруг встал, подошел к ближайшему шкафу и стал рыться в моих вещах. Будь это кто угодно другой, я бы возмутился, крикнул, хотя бы спросил, что он, черт побери, делает. Но сейчас лучшим вариантом было сидеть и помалкивать. Однако смерть решила не оставлять меня в покое…

– Эу, Колян! Где у тебя бухло?

Я внутренне сжался, приготовившись к худшему, но промолчал, боясь ответить не то, что надо.

– Мужик, я к тебе обращаюсь или к псу твоему? Есть у тебя вообще чего выпить? Да говори ж ты, блин!

От крика меня передернуло. Я по-военному, без единой запинки, отрапортовал о том, что две бутылки коньяка лежат в шкафу над раковиной, а настойка с дачи спрятана за мусорным ведром под мойкой. Не знаю, от нервов это, или от страха, но мне страшно захотелось накатить… Раз сходить с ума, так сходить конкретно…

Я встал, направился на кухню. Смерть спокойно проследовал за мной, будто сосед по квартире. Он обошел столик, вышел на балкон, уселся на драный, скрипучий стул, чтобы его не было видно из окон, и замер. Посидел там минуты две, пока я доставал коньяк, потом высунулся в дверной проем, попросил сигареты. Я сказал, что не курю, но вдруг вспомнил, что Эдик позавчера забыл пачку с тремя «беломорками». Поставил бутылки на столешницу у раковины, отодвинул ящик – вот она! Достал пачку, осторожно передал моему нежданному гостю. Смерть хмыкнула, как мне показалась одобрительно, достала обычную оранжевую пластиковую зажигалку и закурила. Пока я искал рюмки, сущность в балахоне начала монолог:

– Знаешь, а ты очень необычно держишься. Люди обычно могут и обделаться при виде нас. Кто-то пытается убежать, кто-то сопротивляется. Немного таких, которые могут принять факт своей смерти…

Я в этот момент отставлял кружку, и рука невольно дернулась. Сосуд полетел вниз, на плитку, и разлетелся на десяток крупных осколков.

– Так меня… забирают? – как я ни старался, подавить дрожь в голосе так и не смог.

– Нет, на этот счет можешь не беспокоиться. По крайней мере, еще лет…

– Не надо! – попросил я громко, но осекся и сник.

Смерть стрельнула бычком в открытую форточку балкона и вернулась на кухню.

– И все же. Коллеги рассказывали, как они вот так ошибались, и как люди реагировали. Одного в психушку посадили, другой переосмыслил жизнь и бизнес открыл, прикинь? Прогорел, правда, потом в церковь подался… Я это, собственно, к чему… Ты в сравнении с тем, что рассказывали, то ли отбитый пофигист, то ли эмо, то ли парень, которому все осточертело.

Я достал рюмки трясущимися руками, поставил их на стол. Сел.

«Ага, конечно, пофигист. Эмо, е-мое… Я походу не то, что осточертелый, я уже ошалелый по самое здрасьте. Пришла Смерть, сказала, что всё – кирдык, а потом тряся айпадом: «Сорян, братан, ошибся!» Тут перегореть на раз-два! Господи, в гробу я видал такую Смерть…»

– Ну, че молчишь-то? Наливать будешь?

Что-то у меня то ли в конец нервы сдали, то ли меня этот мужик в балахоне разозлил, не знаю. Но как-то потянуло на язвительные шутки. Был момент, когда я усомнился, что этот человек вообще Смерть, но я быстро отмел эту версию. Как он влез ко мне в квартиру? Как узнал, что в двадцать шестой живет Олег Дементьев (а там действительно жил человек с таким именем)? Почему пес его так испугался? Не говоря уже об исходящем от его балахона дыме и, как бы смешно это ни звучало, ауре смерти. Вот так смотришь на могильный камень на кладбище, и такое чувство вдруг приходит… что называется, смертью веет. Вот и с его лицом – то же самое ощущение возникает. Короче, мне захотелось пошутить.

– Я, брат, коньяком напился вот уж как! А, ты, наверно, пьешь денатурат…

– Не смей продолжать эту упоротость! Был один мужик лет восьмидесяти, живой современник Хрущева, так он каким-то образом понял, что я к нему наведаюсь и при встрече весь стих продекламировал! А еще он плевался постоянно, и жирный был до ужаса. Не говоря уже о том, что воняло у него дома как от кошачьего лотка…

– И что вас в этом раздражает, мистер Сама-Смерть? – спросил я нарочито торжественным тоном.

«Нет, я точно двинулся» – думаю, но отступать уже поздно.

– Меня Самаил зовут вообще-то. – Сказал он, совершенно не обидевшись – Да то, что он меня с чертом сравнивает! С чертом! Твое здоровье! – Самаил резво опрокинул в себя стопку. – А это та еще паскуда, ты бы видел хоть одного! Знаешь, обидно. Или что обязательно я алкаш. Нет, ничего подобного! Это я сейчас… слабину дал. У меня такая осечка последний раз в прошлом десятилетии только была. Знаешь, как обидно?! Всё эти мудозвоны из отдела планирования, а все шишки мне… Да и это так, просто, для ностальгии – Смерти вообще не положено испытывать мирские наслаждения – еда, питье, алкоголь, секс… В общем, она выше этого всего. И, следовательно, ничего не испытывает. Вот я даже вкуса коньяка не чувствую и не пьянею. Так, просто вспомнить.

– Да, это печально – говорю я.

– А самое хреновое – что у нас конкуренция, как у американских клерков в здании мирового торгового центра. Нас миллионы, Смертей-то. Чего ты так смотришь? Знаешь, сколько людей умирает по миру? У нас как бы планы – выполнил, молодец, а не выполнил – штраф в виде еще одной души. Вообще, мне об этом рассказывать нельзя, но ты представь, какой ужас творится! Впрочем, не обращай внимания – вся эта информация на твою жизнь не шибко-то повлияет, так что не парься.

А ведь действительно. Я задумался, какая же должна быть работа у Смерти. Почти восемь миллиардов человек. Каждую секунду умирает пять человек. Вот пять. Десять. Пятнадцать… Тридцать пять. И какое же это должно быть количество разных Смертей, чтобы весь этот ужас «обслужить»?

Стало немного тошно, и я выпил одну рюмку, за ней сразу вторую.

Я настолько осмелел (частично благодаря двум рюмкам), что начал задавать вопросы, например, есть ли Рай и Ад, как Смерти становятся Смертями. Но на эти вопросы Самаил мне не ответил, сказав, что не положено, да и сам не хочет, чтобы я от этого свихнулся. Ему и самому было скучно про это разговаривать. И я начал нести такое, что никто другой, кому повезло пообщаться со Смертью, не додумался бы.

– Почему вы балахоны носите? – спросил я, налив еще. – И к чему косы, которые вам часто приписывают? Короче, почему вы так выглядите?

Самаил приподнял бровь, усмехнулся. Вряд ли ему хоть кто-то задавал такие вопросы.

– А вот это интересно, кстати! – Самаил вмиг оживился. Даже на минуту пить перестал. – Как бы тебе… мы работаем на восприятие. Странно, наверное, но вам, людям, легче принимать смерть, когда она приходит к вам в стереотипном образе. Правда, в одной культуре одно, в другой другое. В Индии, например, ихним богом смерти люди наряжаются – то ли макакой, то ли не совсем макакой, не знаю точно. В общем, каким-то бибизяном. А атеистов мы принимаем в смокингах, например. С бейджиками, галстуками, как на ресэпшене в отеле. Люблю заходить за атеистами, они так смешно отрицают смерть! Был один парень, он напился в доску, и на морозе уснул. Так он в виде души, отделившейся от тела умолял сказать, что это пьяный бред, и что его тупо закопают в землю, где его будут жрать черви. Тебе это ужасно, вижу по лицу, а мне смешно. Чесслово, смешно! Насколько люди могут быть идиотами!

Я почесал затылок. Бывают же такие… уникумы. С дурацкими принципами, которые настойчиво прут против реальности, даже когда она сама приходит и говорит, что они идиоты. Я вдруг подумал, что дело даже не в том, что атеисты, а вот вообще – есть же такие люди, ну ни в какую не могут пойти против своей мысли, и которые отстаивают ее даже перед слепыми фактами. Решил человек, что Бога нет – и все тут. Решил человек, что жизнь дерьмо – и все тут. И наоборот – верующие и жизнерадостные никак не могут понять, что Бога может и не быть, а жизнь явно не так идеальна, как хотелось бы. Жизнь наша – один здоровый абсурдный «не факт», состоящий из системы заблуждений и слепой уверенности в чем-то. Люди живут бредово, не понимая, какой дурдом вокруг них творится… Вот с той же смертью. Никогда бы не подумал, что она может прийти к тебе домой, с айпадом, без косы, так еще и пьющая. Вон, полбутылки вылакал этот Самаил. Жизнь полна бреда. Когда приятного, когда неприятного. Но однозначно бреда. Что-то меня понесло на грустные мысли и я выпил еще рюмку. Лучше.

– А айпад?

– Это рабочий, он каждому полагается. Для планирования, распорядка и тому подобной фигни. Приходит оповещение, что такой-то человек откидывается или скоро откинется. Мы идем к ним, отписываемся…

– Как в «Убере», что ли? Какие-то рабочие схемы таксиста...

– Ну так мы, по сути, те же таксисты. Только на тот свет доставляем, хе! «Мертвячкофф» у нас! – засмеялся он.

Потом и я подключился. Что-то после пяти рюмок меня понесло, и я в конец потерял инстинкт самосохранения. Не знаю, все ли Смерти такие, но Самаил производил хорошее впечатление. Он вдруг перестал пить и всерьез посмотрел на меня. Я даже опешил. Смотрел долго, минуты две, потом опрокинулся на спинку стула, влез в айпад. Тут же убрал и с хитрой ухмылкой посмотрел на меня.

– Чего? – спросил я, когда мне начало это надоедать.

Самаил уклонился от ответа:

– Ладно я-то, я Смерть и все дела. А ты кто, как, зачем? За что живешь, где работаешь?

– Я? Да так, в одном учреждении бумагомарателем.

– Понятно. И как? Нравится?

– Ну как тебе сказать…

– Начинается…

– Что? Что не так?

– Стандартное положение смертного. Ходит на работу, которая ему не нравится, и боится пойти на другую. Вы ж так всегда. Сидите в заложниках у собственной лени и нихрена не делаете!

– Ну, знаешь, тут не все так просто.

– Да знаем мы это твое непросто! Лень! Лень и еще раз Лень!

Он вдруг начал смеяться. Долго и взахлёб. Мне стало даже обидно. Опустил смысл человеческого существования и ржёт!

– Давай не будем, а?

– Ладно-ладно. Не хочется тебя вводить в депрессию. Еще полоснёшь по венам завтра, и с кем я пить буду? Да не смотри ты так! Не волнуйся, не буду я к тебе каждый день припираться – меня ж того – крхккх – и гуляй, Вася. Как это в подробностях не скажу, но знай – наказания жесть у Смертей. Нам вообще с вами, «неумирайками», общаться не положено.

– А что, я какой-то особенный?

– Ни капли. Даже слишком обычный. Говорил я как-то с Мишкой Горшеневым, вон то неординарная личность! А ты так… не знаю, просто так. Мне слишком хреново стало, да и психанул.

– Странно, когда к тебе смерть случайно бухать приходит, не?

– Ох, поверь, в мире и не такой дурдом творится. Например, тысячи детей в Африке умирают от голода в то время, как треть произведенной в мире жратвы выкидывается нетронутой.

– Ого!

– Ну что сказать, люди – дебилы. Ты не задумывайся об этом, один хрен ничего не изменишь. По крайней мере, один и на этой должности. Просто знаешь, не надо воспринимать жизнь так всерьёз и уныло. Ну живешь, так живи так, чтобы перед смертью было что вспомнить. Самое хреновое, когда умираешь и понимаешь, что ни черта не сделал в этой жизни. Вот это самый большой абсурд во Вселенной – иметь разум и думать, что нужно всегда страдать и быть чмом. Блин, вы единственные существа, у которых достаточно мозгов, чтобы понять своё счастье, но не хотите.

– Ты говоришь об этом так легко, будто мой сосед о каком-то жадном депутате.

– Я кстати не понимаю, почему вы вообще выбираете этих депутатов, если…

– Ой, вот давай хоть об этом не будем – и без нашей тупой гражданской позиции тошно…

В таком духе мы разговаривали еще часа два и не заметили, как кончился коньяк. Самаил расстроился и попросил еще хоть что-нибудь. Я собирался уже спуститься и зайти в ларек за выпивкой, но, честно говоря, мне было лень, да и опьянение мое никто еще не отменял. Трезвый Самаил сам сходил в ларек за коньяком и закусью – правда, сцену его появления в магазине представить я себе так и не смог. Выпили еще немного и я отрубился.

Наутро Самаила, конечно, уже не было. Да и был ли он вообще? Нарочно такого точно не придумаешь. Все же, скорее всего, это был лишь сон, наркоманский бредовый сон… но, черт возьми, так хочется, чтобы он оказался явью!

P.S. Рассказ написан мной в соавторстве с другом Денисом Дымченко.

Показать полностью

История о голосе

Дон Хуан Тенорьо был высок ростом и изящно сложен. Дон Хуан Тенорьо был прекрасен лицом и благороден манерами. Дон Хуан Тенорьо обладал безукоризненно белыми и ровными зубами и ослепительной улыбкой. Глаза его были черными, словно севильская, ночь и такими же бархатными. И - что немаловажно - аромат, исходивший от тела дона Хуана Тенорьо, не был неприятен для женского обоняния.
Но случилось так, что все эти достоинства высокородного дона напрочь зачеркивались одним, неисправимым, увы, недостатком: голос у дона Хуана Тенорьо был писклявым, и напоминал блеянье одинокого заблудившегося ягненка. Самая благосклонная синьора, уже принявшая с десяток любовных записок и даже приподнявшая вуаль при выходе из церкви, дабы показать дону свой соблазнительный ротик и подбородок безупречной лепки, и даже согласившаяся на тайное свидание в саду или на балконе, не могла сдержать смеха, когда слушала его признания в любви. Севильские женщины снедаемы страстями и готовы подарить свою любовь даже незнакомцу, но можно ли любить того, кто так смешон? Нет, это решительно невозможно.
Дон Хуан Тенорьо страдал от множества неразделенных любовей и от сопутствующего тому напряжения физических сил  пищал все сильнее и сильнее. Вскоре голос его напоминал уже чириканье свежевылупившегося цыпленка. Бедный дон решил покончить жизнь самоубийством.
И вот, когда он стоял на высоком берегу Гвадалквивира, обнажив верную шпагу и готовясь пронзить себе предавшее его горло, ему явился черт, которых, как известно, полным полно в могущественной Испании, властительнице обеих Индий.
И свершилась сделка. Благородный дон обменял свою бессмертную душу на глубокий серебряный баритон и безупречный слух. И - как вы все уже догадались - с этого времени ни одна синьора не могла противостоять дону Хуану Тенорьо, едва заслышит его серенаду, до тех самых пор, пока он не встретился с Командором.
Правда, говорят, черт все-таки подсуропил ему, обманув, как то свойственно врагам рода человеческого, в самый последний момент, и, ниспадая в ад, дон Хуан, тщетно силясь высвободить ладонь из каменного рукопожатия, утратил свой дьявольски соблазнительный голос и верещал, точно молочный поросенок.
У каждой истории есть мораль. Какова же мораль у моей истории? Жизнь можно прожить, как сказку. Жизнь можно прожить, как песню. Выбирайте внимательно, любезные мои читатели. Ибо сказка эта может оказаться страшной, а песня – комической.

Показать полностью

Любезный от волнения

Любезный от волнения Проза, Авторский рассказ, Ситуация, Русская литература, Юмор, Длиннопост

Женщины разные бывают, как моя жена или красивые. От последних я прям голову теряю.

Весь мир замирает когда я наедине с ними остаюсь. Собрался я в банк, выпил для храбрости и бодрости духа. Нам кредитную карту брать, жена посоветовала, надо говорит все в жизни попробовать. Хватит попробовали ремонт, никак до ума не доведём второй год, не дом, а пиратский корабль, ей богу… То там сумки, то там коробки…

Стою улыбаюсь работницам банка, все они нарядные такие с галстуками, пионэрки!

Взял номерок в чудо аппарате и меня к девушке приглашают за восьмой столик.

Присел я значит на мягкое, неудобное кресло, прям чувствую себя в нём, как пьяный ёжик, ни туда ни сюда, в общем слишком роскошно для меня и моих старый брюк.

– Вы уже являетесь нашим клиентом?- спрашивает девушка и судя по цепочке с золотой буквой “А”, звать ее Анна, прям как мою жену, только ее Катькой звать…

-Я первый раз, я волнуюсь, -стоит мне произнести эту фразу все я “поплыл”, начинаю чушь какую нибудь нести, Есенина могу прочитать, но в этот раз мне почему- то захотелось рассказать “Облако в штанах” Маяковского, я в образе уже…

Девушка смотрит на меня, а я понять ничего не могу, она то в маске и в перчатках, а моя уже и с уха свисает, я ведь в порыве стихотворной страсти, не в этом мире уже…

…Вы любовь на скрипки ложите

Любовь на литавры ложит грубый…А себя, как я, вывернуть не можете…

Не дали мне закончить, все банковские работницы на меня смотрят рты открыли, как будто поэта не видели,как будто им судья стихи не читают!

-Мужчина, мужчина, вы мне, что читать стихи пришли?- серьезно так спрашивает девушка, но я то не первый год живу, по глазам то все понял, надо было Есенина ей читать, про корову. Тогда -то она бы может и поняла порыв души моей.

-Давайте паспорт,- говорит девушка, без эмоций как будто робот.

-Сейчас минуточку, -шепчу я, а всё, ритм упущен, строчки как облака уплыли, но новая мысль пробудилась неожиданно, откуда в моей голове Евтушенко понять не могу, наверное внутри артист пробудился от выпитого.

Женщины вы все конечно слабые!

Вы уж по природе таковы.

Ваши позолоченные статуи со снопами пышными не вы…

-Мужчина перестаньте!- прокричала какая -то женщина, выглядевшая как мужчина, в брюках. И только уборщица, лет шестидесяти бросила швабру и подарила мне редкие аплодисменты. Остальные смотрели как на “очевидное- невероятное”

И мне, вот это невнимание, ко мне как к мужчине, отбило всю охоту. Перехотелось и кредит брать, да и как противоположный пол, они все так себе. А эта что карту хотела выдать, подумаешь брошку нацепила на грудь свою красивую, что я брошек не видел?

-Я в следующий раз к вам приду,- задумчиво произнес я поправляя маску.

-Спасибо, -сухо ответила девушка. Как слепому дуля, ее спасибо, я скривился, и показал ей язык, под маской ведь не видно.

Вышел стою и думаю…

Жене стихи не нравиться, этим тоже не нужны, моя старая для стихов и поэм, а у этих и вкуса наверное нет.

Прав был Есенин

Шум и гам в этом логове жутком

И всю ночь напролет до зари

Я читал бы стихи, прости Господи кому…

И тут меня кто то, легонечко толкает за плечо. Смотрю уборщица.

-Вы прэкрасно читали, молодой чэловек!

Сразу видно ценитель, ей наверное сам автор читал еще при жизни, стоит смотрит на меня взглядом мудрым понимающим, а мне приятно аж до мурашек от внимания. Ну я ей минут двадцать как на экзамене рассказал все что думаю о современных поэтах, что после золотого и серебряного века, настал пластмассовый…

Валентина Михайловна оказалась учителем русского языка, сейчас “на пенсии работает”…

Поговорили, она ушла опять мыть пол, а я решил пойти читать Пастернака у меня как раз в гараже томик и бутылочка припрятана от всех, мало нас ценителей искусства, ой мало…

https://niekrashas.ru/ljubeznyj-ot-volnenija/

Показать полностью 1

Проклятье лешего

Парень, с которым я пошла на свидание, оказался проклятым.

Я решила, что это не самый худший вариант. Хотя, когда мы заблудились в парке, оказалось немного нервно. Дорожки путались, а деревья будто обступали нас.

Но вскоре получилось выбраться к ближайшей кофейне.

За капуччино со льдом он извинился и рассказал почти невероятную историю:

— Моя бабушка однажды поссорилась с лешим.

— Что, правда?

— Ага. Она была лесной ведьмой, постоянно собирала травы, варила из них разные снадобья. В общем, она украла у лешего какой-то редкий цветок, а он проклял её потомков до седьмого колена.

— И что теперь?

Он оглянулся. Деревья шелестели ветвями.

Слышалось в этом что-то угрожающее.

— Да ничего, на самом деле. Лешие могут насылать кошмары... Но вставать на работу в шесть утра — ещё хуже.

— Оу...

Он улыбнулся.

— Ещё лешие снимают колёса с телег... Каждый раз, когда вызываю такси, он это проворачивает. Поэтому я стараюсь ездить на трамваях или метро.

В кофе таял лёд, а я продолжала слушать.

— У них есть власть над лесами. Думаю, если я однажды окажусь в лесу, знаешь, настоящем, леший обязательно заморочит мне голову. Буду бродить там вечно, пока от меня не останется скелет.

Звучало жутковато. А он лишь махнул рукой.

— Но с парками это толком не работает. Слишком мало деревьев. Хотя один раз я чуть в сквере у дома не заблудился.

Назад мы шли по проспекту — так я чувствовала себя спокойнее. Тревога исчезла, растворилась среди асфальта и шума машин.

Поэтому, когда он предложил встретиться снова, я ответила:

— Можно, но лучше пойдём в кино. Или в океанариум. Куда угодно, но подальше от леса!

122/366

Одна из историй, которые я пишу каждый день - для творческой практики и создания контента.

Соцсети с моими текстами - если вам интересно~

Показать полностью
Отличная работа, все прочитано!